В каждом из нас есть что-то уникальное и особенное. Привычки, таланты, пристрастия. То что делает тебя тобой, а меня мной. И вдруг, что-то происходит в нашей жизни. То от чего пела наша душа, и что нам нравилось, оно останавливается, замирает, умирает. И я больше не я, а ты больше не ты. Внутри нас не звучит больше музыка, нет стихов. Мы по-другому разговариваем и по-другому одеваемся. Я больше не я, а ты больше не ты. Мы перестаем подпускать к себе близко других людей: мужчин, женщин. Потому что уже знаем, что может быть больно.
Когда-то я очень любила носить КРУПНЫЕ СЕРЕЖКИ. У меня их было много. Розовые, желтые, красные, зеленые, перламутровые. Кольцами, квадратные, цветочками, ромбами. Каждые сережки под настроение. Новый день – свои сережки. Бижутерия. Ерунда какая-то. Но я сама себе в них очень нравилась. И мне мое настроение в них очень нравилась.
И пошла я учиться еще дальше «на психолога». Такая учеба предполагала искреннее общение с большим количеством новых людей. В кругу. Говорить обо всем, что не получается, что тебя тревожит и что ты хочешь изменить. Я и говорила. Как могла. Как чувствовала на тот момент. Я говорила, а на мне были эти самые сережки. Розовые, кажется. И как раз кольцами. А потом была обратная связь от людей. Я не помню, про что я там говорила. Уже прошло очень много времени. Столько воды утекло.
Я помню только, что почему-то очень сильно плакала. И люди говорили мне в ответ разное. Совершенно разное. Что-то проходило мимо меня, что-то попадало в самое сердце. И вот среди всех отзывов на мои слова и мою историю, я вдруг услышала: «Да, вы что ей верите что ли? Вы посмотрите, как она одета? У нее же сапоги в тон юбки, а сережки – вы посмотрите на эти СЕРЕЖКИ. Они в тон сапогам! Это все спектакль! Не может человек, который так сильно переживает, вот так вот выглядеть! Не может!»
Для меня эти слова тогда были таким потрясением. Шоком. Я не думала, что так бывает. Я не думала, что из-за моих сережек, мне нельзя верить, нельзя верить моим чувствам. И произошло самое худшее, что могло произойти в этой ситуации. Я СЛИЛАСЬ. Во всех смыслах этого слова.
Мне так хотелось, чтобы мне верили. Мне так хотелось, чтобы меня понимали и принимали. Мне так хотелось поддержки. Мне так хотелось быть среди людей. Хотя сейчас, я понимаю, какая же дура была. Это же один человек сказал. Но еще в глазах некоторых я тоже увидела осуждение себя. Был перерыв и я осталась одна. Со своими слезами и соплями.
Короче говоря, учиться надо было дальше. Открываться надо было дальше. Рассказывать про себя. Не хотелось. Было страшно. Больно. Все это нужно было как-то преодолевать. Там много еще чего другого происходило. Разного. Всякого.
И затем, после этого случая, стало так, что как только я подходила к аудитории, где мы должны были заниматься, я снимала свои сережки. Потом мне надоело вот это: надевать –прятать — снова надевать. Они стали мне как-то мешать. Потом я решила их даже не надевать, зная, что в этот день будут занятия. Потом я как-то забыла про крупные сережки. Потом в моей жизни их вообще не стало. Они лежали дома, разбросанные по каким-то шкатулкам и шкатулочкам. Но у меня в них надобности больше не было. В моих ушах были одни и те же, маленькие, которые носят, примерно все, и которые, вообще, не заметишь, и не вспомнишь. Я ОКОНЧАТЕЛЬНО СЛИЛАСЬ.
Так много лет прошло с тех пор. Многих, с кем я тогда училась, я встречу на улице, даже не узнаю, и они, возможно, меня тоже. Я не помню, кого как звали. В моей жизни сохранились с той поры один – два человека. Но мне так тогда хотелось им всем понравиться. Мне так хотелось быть ценной для них, интересной. Мне так хотелось, чтобы они меня приняли.
Дура! Маленькая, беззащитная, наивная. Тогда. Неразборчивая. Дура, которой так сильно хотелось любви. Просто любви. Просто принятия. Просто поддержки. Просто от всех. И поэтому готова была быть удобной, покладистой. Готова была играть роль прекрасного «экрана для чужих проекций». Готова была отказаться от себя самой. Готова была слушать много чужого бреда и брать это на свой счет. Чтобы поверили. Чтобы приняли в свои ряды. Как в партию раньше принимали или в пионеры. В ряды психологов.
Сейчас смешно это. Глупо. Наивно. Но вспомнилось почему-то. И в области солнечного сплетения заныло. Мне жаль себя ту. Прежнюю.
Почему я вдруг вспомнила эту историю?
Так получилось, что нынешнее мое лето связано с Италией. Я много наблюдаю за итальянками . Они ярко одеваются и носят КРУПНЫЕ СЕРЕЖКИ! И молодые носят, и постарше, и совсем бабулечки. Я вижу их, и я вспоминаю себя. Прежнюю. Я вижу их и возвращаюсь к себе. Я вижу их и понимаю, что я хочу носить КРУПНЫЕ СЕРЕЖКИ! Я смотрю на них каждый день и понимаю, что мне просто необходимы КРУПНЫЕ СЕРЕЖКИ!
Я смотрю на них и понимаю, что я сама себе НЕОБХОДИМА вместе с этими сережками. Я сама себе нужна. Вот такая, как есть. Пусть для кого-то нелепая, пусть кого-то раздражающая, слишком ярко одетая, пусть невыносимая и вызывающая желание осечь и поставить на место, а мне на вид! Пусть!
Я не хочу больше смотреть на себя глазами чужой зависти. Женской зависти. Я смотрю на итальянок и вижу себя прежнюю. И мне хочется себя пожалеть и обнять. И мне хочется себе той сказать: «Я не дам тебя больше в обиду! Просто не дам! И я накуплю тебе кучу новых сережек! Крупных! Всяких! Какие тебе понравятся! Ты для меня любимая, бесценная, искренняя! Ты мне нужна! Вот такая, какая ты есть! Для меня ты хорошая! Такая, какая есть! Я тебе верю!»
А еще итальянки зацеловывают своих мужей. Они постоянно проявляют нежность. И им все равно, кто что подумает. Они смотрят своим мужчинам в глаза, они их держат за руки, они подставляют свои щеки и шеи для взаимных поцелуев. Они флиртуют с ними и заигрывают. Не только молодые. Взрослые и даже бабулечки. На улице, в метро, на пляже, в магазине. Они ужасно неприличные эти итальянки. И ужасно довольные со своими мужчинами. Неприличные и довольные. Неприлично-довольные. И это тоже я. Прежняя и нынешняя.
